Эх, закрутилось!

— Юр, у нас будет ребенок! — печально сообщила я, и тут же сложила руки на груди, внимательно наблюдая за его реакцией.

Юрка, услышав столь потрясающую новость, — побледнел, покраснел, опустил глаза, и явно замялся. Я даже немного испугалась. Ничего себе, сон рассказала. Угу, сейчас как удар хватит. Но это для него последний шанс — пан или пропал!

Юрка — видный парень, чуть выше среднего роста, его некогда стройное тело в последнее время заметно обросло жирком. Темные волосы, собранные в неаккуратный хвост, вечные джинсы со светлыми шелковыми рубашками, в общем, все как всегда: фоторепортер, эстет, человек с претензией на утонченность.

Вздохнув, я прислонилась бедром к рабочему столу и, внимательно взирала на него ясными очами. С замиранием сердца ожидая три версии ответа.

Фантастическую: «Какое счастье! Я всю жизнь мечтал об этом!»

Порядочную: «Давай поженимся! Завтра в три часа жду тебя в ЗАГСе, с паспортом!»

Подлую: «Я найду тебе врачей и деньги, чтобы ты мгновенно избавилась от последствий!»

Ну, а получила, трусливую: «У меня сейчас дела, обсудим позже!».

После моей шутки он пропал. Ни на работе, ни дома его не было. О звонках и речи не шло. Испарился!

Вот так пошутила…

Началось все с того, что мне надоело мое непонятное положение. Мне почти двадцать шесть, я несвободна и незанята. Выйти замуж не могла, так как встречалась с Юркой, а он не торопился брать на себя ответственность за будущую ячейку общества.

Три года — коту под хвост!

Три года он ходил ко мне, получал ужин и все радости жизни!

Три года жизни урывками, три года волнений и переживаний!

Три года надежд… А он даже не спросил: «Юль, может тебе помочь нужно? Как ты себя чувствуешь? Чего хочешь?»…

И кто я после этого? Не надо… сама знаю.

Схватившись за голову, я стояла у своего рабочего стола, рассеяно всматривалась в затемненный монитор ноутбука, решая с чего начать.

Сашка, ворвавшийся в кабинет и севший за соседний стол, изображал идиота, — только ли изображал?! — и мешал мне сосредоточиться.

Черт, голова «не варит» совершенно!

К Дашке на свадьбу меня не отпустили. Видите ли, все в отпуске, я из-за духоты ворчу весь день, как бабка сварливая, хотя мне в июне только двадцать шесть исполнилось.

Или «уже» двадцать шесть?!

Прошло две недели после того знаменательного разговора с Юрой, закончившегося пропажей «суженного».

Я уселась на вертящийся стул за свой рабочий стол, и задумчиво глянула на фотку с Дашкиной свадьбы на слайдах рабочего стола. Потом представила, как там было весело, и попыталась улыбнуться. Улыбка вышла не просто жалкой, а убитой жизнью.

Последнее время мне стало присуще постоянное самокопание, видимо старость подкралась незаметно.

Итак, надо что-то делать! И я пошла к главному с заявлением за свой счет, на отпуск в июле.

Сергеич, с отвращением крутя мое заявление в двух пальцах, словно дохлую жабу,  ворчал и ругался. И тогда я, невинно опустив глаза на листок с будущим отпуском, устало спросила:

 — По «собственному» писать?

Виктор Сергеевич мгновенно успокоился, больше не пытаясь брезгливо избавиться от напечатанного мной листка, со вздохом подписал его. А я, коварно пользуясь добрым настроением начальства, заодно затребовала очередной отпуск на август.

Эх, раньше надо было так! К Дашке бы на свадьбу попала! Не то, что я такая прям такая незаменимая, нет, просто безотказная. Юль, сделай то, и вон то, и вот это! Да, и вот это — тоже!

Я впервые что-то потребовала для себя, вот главный и в шоке.

Закидав вещи в багажник Маруси, позвонила маме, устроила Тучку на переднем сиденье и отправилась в деревню, лечить нервы. Ну, а чтобы не сорваться и не позвонить одному нехорошему человеку, оставила телефон дома.

Вот так сурово.

Прикатила под вечер к бабке, как эдакий подарок. Услышав звук подъехавшего автомобиля, она с любопытством выглянула из дома. Как всегда в повязанном на затылке белом платочке и бессмертном темно-синем байковом халате с крупными цветами, надетом на тонкую рубашку. Сколько помню, она всегда носила нечто подобное.

 Обнимая меня у облезлой и слегка покосившейся калитки, бабушка спохватилась:

 — Отец-мать здоровы?

Я медленно кивнула.

 — Братенок?

Я кивнула еще глубже.

 — Значит с мужиком своим, что не поделила… — причмокнув губами, сообщила бабушка с оттенком некой радости от своего вывода.

Я отмахнулась:

 — Слишком много поделила… Дура!

 — Дура, — мирно согласилась бабушка. — Пошли чай пить, я тут как раз свежий заварила…

 — Я каркадэ не пью, он мне компот напоминает! — отрезала я, помня бабушкино пристрастие к сему напитку.

Я подхватила из машины свою кошку, мы быстро миновали дворик и вошли в дом.

 — Так, то — каркадэ, а это липа! Пирожки с капустой с вечера остались…

 — Я их не люблю… — Я скривилась. Переела их как-то у бабушки, а теперь смотреть не могла. Меня аж передернуло от воспоминания.

 — Ладно, с картошкой пирожки, с картошкой, я пошутила… — созналась бабуля, накрывая на стол.

 — А я все думаю, в кого я такая… шутница… — вздохнула я и плюхнулась на табуретку у стола.

 — В меня, вестимо… — лукаво усмехнулась старушка. — А как без этого? Скучно-то жить без шуток!

На чисто вымытой кухне никакой электроники, стол накрыт толстой клеенкой с вытертыми углами, да и остальная мебель… постарше меня будет. Да что там мебель, самодельные подушечки, которые лежали на табуретках и стульях, были связаны из старых вискозных платьев, которые бабушка нарезала на тонкие разноцветные полоски, превращая в пряжу, чтобы потом вязать из нее нужные в хозяйстве мелочи.

Помнится, мама говорила, что эти поделки старше меня лет на двадцать, так что бабушкину кухню лет через пять можно смело считать музеем антиквариата.

 — Ба, тебе одной не скучно? — спросила я, оглядев неизменную из года в год обстановку.

 — Нет, сейчас придет Захаровна, в картишки перекинемся. Да и так девчонки забегают…

Я представила себе ее «девчонок» в платочках с клюками и «бадиками», все как одна за семьдесят, наперегонки забегающих к бабуле перекинуться в картишки — и захохотала.

Бабушка беззлобно прыснула вслед:

 — Смейся, смейся, тело постареет, а душа-то нет!

Дело было к ночи. Я потерла слипающиеся глаза, зевнула, прикрыв ладошкой рот, и откинулась на прохладную стенку за спиной. Как бы кофе выпить хотя бы малюсенькую чашечку. Липа, это конечно хорошо и, говорят, даже полезно, но…

На меня последнее время частенько накатывали приступы необъяснимой хандры, и тогда я старалась исчезнуть из общества или как можно меньше общаться с людьми, боясь выплеснуть на них свое раздражение и недовольство. И в этот момент со среды на четверг как раз сон приснился, что я выбрала и купила детские лыжные штанишки. Ярко оранжевые, с стильными кожаными вставками на поясе и карманах. Крутые, в общем. Полинка из отдела рекламы, которая заодно работала в редакции интерактивным сонником, зуб давала, что этот сон сто процентов правдив и снится к рождению сына.

Вот я и сообщила Юрке радостную весть.

Эх… И что человеку только надо?

В дверях появилась сгорбленная непосильными трудами фигура Захаровны, бабушкиной подружки вероятно с ясельного возраста. Жизнь на их примере показала, что к старости надо иметь не кучу внуков и ворчащего деда под боком, а подругу — единомышленницу!

Все-то они вместе: и в колхозе работали, и позже выживали, когда раз в год платили, да еще и пшеницей; детей и внуков вырастили, мужей схоронили. Сейчас вон друг дружке помогают — нас из города не дождешься.

Ба, заметив подружку, вынула из-за старенького «Орска» удивительную бутылку — великана, видимо из прадедушкиных запасов, литров на семь, такую теперь только в музее увидеть можно, и решительно выставила сокровище на стол.

 — Наливка. Малиновая! Хотела на «Рожество» придержать, но тут внучка приехала…

Выпустив Тучку за дверь на свидание с местными Барсиками, я присоединилась к дамам уже выставившим на скатерть тарелки с вареной молодой картошечкой и ароматными разносолами из бабушкиного погреба, поверх которых лежали зонтики укропа и листики вишни…

 — А зачем мне мужчина? — кичливо сказала я, когда со старушками как следует «напробовалась» малиновой наливки, а бабульки решили разобраться в причинах моего несостоявшегося брака.

 — Что значит зачем? — изумилась Захаровна, скрюченными пальцами придвигая к себе тарелку с помидорами. — А каково бабе без мужика?

Меня повело на детальное раздумье:

 — Хорошо! — заявила я с интонацией профессора философии. — Давай разберемся по пунктам. Деньги? Я сама могу себя обеспечить и обеспечиваю всю свою жизнь. Общение? Большинство моих знакомых — мужчины. Меня порой тошнит от мужского общества. Помощь? Я в состоянии нанять людей, которые выполнят все, что мне нужно. Постель? Уж как-нибудь обойдусь! Да и завести себе такого на пару ночек не составит труда!

 — Фемиништка несчастная, — выдохнула бабушка как выругалась. — Так и останешься в девках до конца дней своих. Как последняя дура.

 — Не останется! — заключила Захаровна. — Мужики бегають от кого? — глубокомысленно спросила умудренная годами дама.

Я пожала плечами — кто их разберет, за кем они «бегають»!

 — От тех, кто за ними охотится! Отъ! Они сами охотиться должны! — подводя итог, подняла палец Захаровна.

 — Я не охотилась… Ну почти. Я просто думала, что он относится ко мне так, как я к нему! Хотела разъяснить затянувшиеся отношения… — лепетала я жалкие оправдания перед беспристрастным судом бабушек.

 — Точно, сама себя застрелила, шкуру содрала и на кусочки порезала! — в бабушке погиб великий философ. Но она ведь права. Так все и было. Что и обидно!

 — Угу… — я признала свое окончательное поражение.

Моя бабушка вынесла приговор:

 — Права была моя бабка, которая говорила… — она на миг замялась, — дай Бог память вспомнить! А-а-а… «До свадьбы ни давать!» НИДАВАТЬ! — и хлопнула кулаком по столу.

Вот это темперамент!

 — Точно! Больше ни-ни! — подтвердила я. И с наливкой тоже пора завязывать, а то дамы разойдутся и побегут мужиков за былые обиды бить, а стариков жалко, их и так мало осталось.

Утром я ловила загулявшую Тучку, нахально переселившуюся к соседям. Потом я открыла для себя… прополку! Оказалось, что удовлетворение от прямых рядков морковки без единой травки бывает таким же, как от премии за серию удачных статей!

Так что, если выгонят их газеты, заведу себе огород… и буду за деньги пускать желающих получить удовольствие на грядке!

Я притаскивала низ от старого автомобильного кресла из старой папиной машины (у бабушки ничего не пропадает!), надевала самые развратные шорты и майку и полола, полола, полола!

Через месяц нервы вылечила, с огородом бабушке помогла (главное правильное отношение к труду!), загорела не хуже, чем на море, солидно поправилась на деревенских сливках (жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на диеты!) и была готова на подвиги, труд и оборону!

Запихав жутко растолстевшую на тех же самых сливках Тучку в ее домик-переноску, поставила его на сиденье и, попрощавшись с бабушкой, отбыла домой, нагруженная снедью на год вперед. Машина, просевшая от закатанных овощей, несла меня в город, где по плану я должна была забрать отпускные и отбыть к девчонкам! Давно пора!

Прибыла я в город рано — в два часа по полудни, и, чтобы не терять время, сразу ринулась на работу, за кровными.

Поднимаясь не на лифте, а пешком, дабы растрясти «деревенские запасы» на бедрах, столкнулась на площадке меж этажами с такой картинкой: Юрка, стоит над молоденькой блондинкой в голубом обтягивающем платьице, уперев руки в стену над ее головой. Этакий мачо-обольститель… и как только в стенку бедрами не вжал для полноты образа!

Я вальяжно кинула:

 — Усеем привет! — равнодушно махнув рукой, потопала дальше, шлепая растоптанными сланцами по ступеням…

Мозг сурово твердил: «Ты знала! Догадывалась! Никогда не была ему нужна!». Что-то в груди пронзительно ныло: «Больно-то как! Предательство! Измена!».

Отстранено выслушивая внутренний диалог, я зашла в бухгалтерию за деньгами, и в свой отдел — поздороваться с сотрудниками.

Сашка, устроив ноги на системник, стоявший под его столом, заложил руки за голову и развалился в кресле — лето, жара, кому работать охота? Заметив меня, махнул обеими руками и заорал так, что штурмовавшие Рим варвары бы позавидовали:

 — Юлька! Ты куда сгинула, на кого ты нас «на фиг» покинула?!

Скрыв кривую улыбку, я покачала головой,  литератор-эстет, елки зеленые.

 — Тута мы… Чегось орешь, болезный? Денежку я получала, денежку… — ворчливо ответила я, вручая Сашке пакет с пирожками, его любимыми… с капустой.

 — Скучно тут без тебя, поржать не с кем… — ответил он, деловито вытаскивая гостинец из шелестящего пакета.

Назло стереотипам, Сашка ходячий дуализм. Если читаешь его статьи, кажется, что писал рафинированный интеллигент, а послушаешь, что говорит,  — «ПэТэУшник» какой-то!

 — Я на минуту забежала… уезжаю… свадьба у меня, — ляпнула я.

 — И кто он? — невозмутимо жуя пирожок, поинтересовался Сашка. Я, минуту не смущаясь, выдала:

 — Он… высокий, красивый, умный, работает… замдиректора в фирме… любит меня… очень!

Сашка деловито кивнул:

— А минусы?

— Минусы? — удивленно переспросила я. Ответ пришел мгновенно. — Минус только один — он рыжий! Представь, какие дети будут? Ужас просто!

Сашка даже рот открыл и забыл о пирожке от возмущения:

— Как с вами, бабами, сложно! Все у человека есть и все равно найдут до чего докопаться!

— Точно! Мы такие! Ну, бывай! Подарок к свадьбе приготовить не забудь! — напомнила я и, махнув на прощание, жующему пирожок Сашке, отбыла к лифту, намереваясь избежать новой встречи с горячей парочкой.

Но на мою беду Юрка со своей туго обтянутой платьем девчонкой нежно прощадся на площадке первого этажа у входа в лифт.

Черт, черт, черт! Лучше бы я пешком спустилась!

Игнорируя флиртующую парочку, я энергично прошла мимо и села в Марусю. В душе все полыхало! Так… ключи! Я медленно вставила ключ в зажигание, завела машину и спокойно отъехала.

Я не выдержу сейчас сидеть дома! …не выдержу!

Особенно не задумываясь, выехала из города и только через двести километров, когда кончился бензин, вспомнила, что машина нуждается в смене масла, фильтров, полна закатками, и вообще… не готова к такому путешествию!

Но разворачиваться я не стала. Что ж, авось доедем!