– Комната как комната! – увещевал управляющий гостиницей Мавр Соломонович Ласкин. – Не закрывать же нам весь этаж из-за двух повесившихся забияк, и так сколько лет пропустовала! Гостиница, деревянное двухэтажное здание с восьмью жилищами на этаж, представляла собой обычный дом с меблированными комнатами по примеру столичных доходных домов. Маленькая спаленка с коротенькой кроваткой, узенькая гостиная, стол, пара стульев, платяной шкаф, уборная в коридоре. Сносно. – Не очень-то вы своих жильцов жалуете, – произнес маркиз, стоя посреди печально известной комнаты. – Забияки! Одно слово! Кутилы и мотуны! – крякнул господин Ласкин. – Только неприятности от них! Не в столице живем, понимаете, здеся всё и все на виду, а они, по трактирам да кабакам накатавшись, толпу пьяных Фекл привозили и шумели до утра! После короткой паузы, во время которой Брехтов объяснил бурмистру, что значило выражение «пьяная Фекла», маркиз с пониманием кивнул головой. – Отд

– Добрый вечер, господин. Мариам стояла у дверей спальни маркиза де Конна, не зная, что делать дальше. Она пришла по его просьбе. Обычно хозяин сам навещал наложницу в ее покоях. Маркиз деликатно приподнял личико девушки за подбородок. Она так похорошела. Линия бедер плавно изогнулась, плечики более не топорщились, но округлились. Де Конн воззрился на девушку в полном молчании и восхищении. – Ты восхитительна, – он поцеловал Мариам в лоб и опустил руку. – Пойди-ка, взгляни на то, что я купил тебе. На просторной господской кровати лежала коробка, обтянутая шелковой лентой голубого цвета. Цвет каждой ленты имел значение. Желтая была приглашением в театр, и коробочка содержала вечернее платье. Пурпурная – танцевальный костюм и желание хозяина насладиться ее танцами, соответствующими виду костюма. Но голубой! Это было приглашением на светский бал. Бальное платье, жемчужные подвески и камеи, белоснежные перчатки, шляпка и туфельки. А запах! Хозяин изготавливал туа

Испуганный и заплаканный господин Тавельн давно уже сидел в полумраке – в незнакомой огромной зале среди темных, покрытых копотью стен. В отдалении кто-то отрешенно проходил серой тенью. Ему хотелось спросить «Где я?», да было некого. Никто не видел его. Лишь иногда сорвавшимся голосом кричал он: «Эй, кто-нибудь!» Тишина. Но вдруг из глубины раздался стук часов. Тихий, глухой. Но с этим стуком все остальные звуки начали проясняться, стали резче. Вот дуновение, будто пролетел шмель или пчела, что напомнило ему о детстве. Лужайка, сестра, медовые соты… Но жужжание прекратилось, и ветер заныл в стенах. Стонущий, печальный. – Кто-нибу-у-удь?.. – снова крикнул Клим. Шорох за спиной. Среди десятков знакомых лиц, вернее спин, кто-то стоял. В монашеской робе. Из-под капюшона виден лишь массивный подбородок и ярко очерченные полные губы. Это был единственный человек, стоявший к нему лицом. Страшно. Клим слушал биение собственного сердца. Монах не был серой бесцветной тенью, как остал

В кабинет князя, привычно тихий и затхлый, как покойницкая, ворвался неподражаемый аромат маркизовых духов. Сочетание импозантного туалета бурмистра и провонявшего серой старья князя, ветхим тряпьем расползающегося на существе, не способном ни к самостоятельному передвижению, ни к мышлению, могло оставить ярчайшие впечатления у присутствующих. – Сударь, я не помню! – раздраженно отвечал Аркадий Дмитриевич на расспросы де Конна. – Кха, спросите моего поверенного… – Вашего секретаря я спрашивал, но он понятия не имеет о ваших внебрачных детях, – маркиз расхаживал по кабинету князя, как по собственному. – Ваша светлость, поймите, кто-то истребляет жителей пансиона, и одна из причин, возможно, заложена в наследстве. Кому-то, вероятно, известно ваше завещание, указывающее на одного из тех, кто ныне здесь проживает. У вас оно есть? – Нет, кха. Но бумаги о наследниках я доверил господину Подольскому, моему поверенному. – Вы сказали Подольскому? Мартыну Валуе

– Чем топят в этом доме? – де Конн недовольно поморщился. Брехтов, Бакхманн, воспитатели Ливазов с Богомольским и гайдуки маркиза стояли у входа в кадетский корпус. Брехтов пожал плечами, удивляясь тонкому обонянию бурмистра. Кроме него, запах никого не беспокоил. – Дуб или береза. Какая еще древесина может использоваться для розжига печи? – Судя по запаху, навоз! – брякнул маркиз. – Будете добры, Владимир Касимович, проверить нижние покои. Я так понимаю, вторые этажи топятся снизу? Мы подождем здесь, благодарю вас. Следователь спустился вниз. Работа в качестве мальчика на побегушках его мало занимала, но начальству перечить он не привык. Прошел в топильную – туда, где ночной сторож поддерживал жар в печи до утра. Открыл топку, принюхался. До гадливости сладкий запах… Сухой навоз. Закрыл топку, задвинул заслонку, осмотрелся. Вещей в топильной мало. По сути, это была чистая маленькая комнатка для печи с лежанкой, на которой в дневное время спал сторож Антипыч.