Сон. Яркий, тягучий, обволакивающий. Он не дает ступить и шагу, сковывает движения, парализует мысли. Чувства, плененные паутиной образов, в панике рвутся на свободу. Холод пронзает сердце, оставляя ноющие отпечатки боли. По телу распространяется сладкий яд немощи. Краткий миг, озарение, острое желание скорой смерти. Она принесет долгожданное облегчение. И снова страх. Он сжимает горло, не давая стонам вырваться на свободу. Взрыв! В сияющих осколках ледяного ужаса мечутся отражения снов. И медленно тают, сдавая позиции подкрадывающейся тьме.
Дрожь сотрясает тело. Противный пот холодит кожу рук, шею и затылок. Пальцами ощущаю неприятную шершавость ткани. Пробую открыть глаза. Веки, будто налитые свинцом, не поддаются. Ресницы, кажется, слиплись намертво. После третьей попытки яркий свет режет острым металлом. Визг боли заставляет вибрировать все тело. С жадностью втягиваю в себя воздух, но не могу толком вздохнуть. В ушах нарастает шум. Через секунду он уже рвёт барабанные перепонки. Грудь раздирает от нестерпимой боли.
Новая боль: резкая и кратковременная. В руке. Укол? Визг в голове начинает стихать, тело расслабляется. Волна теплого небытия укутывает меня ватным одеялом. Я с наслаждением поддаюсь тошнотворной круговерти цветных пятен.
И снова нарастает звук, в этот раз довольно мелодичный. Колокола? А вот тело становится неприятно тяжелым. Словно колокол — это я. Воздух вибрирует, вовлекая меня в круговорот звука. Бом! Неутихающий гул сжимает виски приступом мигрени. Я содрогаюсь в ожидании очередной боли.
Медленно, едва справляясь с тяжестью непослушных век, приоткрываю глаза. Густой мрак выползает из углов квадратной комнаты. С ним отчаянно борется точечный свет маленького ночника. Окно справа зияет глубокой чернотой, изредка протыкаемой тусклыми лучами света далеких фар. Куцая, застиранная до серости занавеска пытается стыдливо прикрыть нижнюю часть рамы. Стены скалятся глубокими трещинами, а потолок украшает огромная люстра с множеством лампочек. Хрустальные висюльки поблескивают в свете ночника, покачивающиеся ряды бус отражают свет фар, рассеивая блики по облезлой краске стен. Неуместная роскошь посреди обыденной убогости.
Мерный звук слева действует на нервы. С трудом поворачиваю голову, в шее раздаётся тонкий противный хруст. Ощущаю, как резко пересохло в горле и облизываю с губ металлический привкус. Чтобы прогнать так некстати пришедшую дурноту, стараюсь дышать глубже и непонимающе пялюсь на прибор величиной с тостер. По темному экрану периодически пробегает белесая волна, и тут же тишину пронзает тот самый раздражающий меня писк.
Видимо, я в больнице. Но что я тут делаю? И как сюда попал? Кожу на лице стянуло, волосы на затылке, казалось, приподнялись. Одна мысль вытесняет ворох бестолковых образов: а кто это — я? Все, что я о себе помню, это шершавое прикосновение к накрахмаленным простыням и резкий свет в глаза. Память отказывается выдать мне даже имя! Дыхание учащается, на что немедленно отзывается надоевший прибор на тумбочке. Протягиваю к нему руку, но обнаруживаю, что привязан к кровати…
Может, это психушка? Писк над ухом раздаётся уже почти непрерывно. От отчаяния я сжимаю кулаки. Что-то соскальзывает с пальца. Тишина обухом ударяет по натянутым нервам. И тут слух улавливает глухие шаги. В голове тут же возникает образ шприца. Я стараюсь успокоить дыхание. Вдох резкий, словно всхлип, и долгий выдох, небольшая пауза перед новым вдохом. Удивительно, но грудь почти сразу перестаёт разрывать от боли, мельтешение перед глазами отступает, дыхание выравнивается. Откуда я знаю, как это делается? Впрочем, сейчас это не важно. Главное, что сработало. Очень не хочется еще раз погружаться в мучительный наркотический сон.
Дверь, неразличимая во мраке ночи, беззвучно приоткрылась, резанув по щербатой стене полосой света. В палату заглядывает грузный мужчина в белом халате, накинутом на плечи. Залысина его весело блестит, отражая свет коридорной лампы. Я наблюдаю за вошедшим из-под опущенных ресниц. Тот внимательно оглядывается, а потом немного отодвигается. Из-за его спины вынырнула тонкая фигурка медсестры. В руках у нее я разглядел поднос. Спина холодеет, но я стараюсь не поддаться панике. Дыхание спящего, глаза закрыты, веки расслаблены, тело полностью спокойно. К руке прикоснулись холодные пальцы. Я едва сдержался, чтобы не вздрогнуть. И все равно жду острой боли от иглы.
Но сестра лишь пощупала пульс и что-то надела на мой безымянный палец. Мерный звук вновь наполняет комнату, заглушая тихий гул, доносящийся из коридора. Еще немного, и этот неясный шум неожиданно смолк, словно его придушили подушкой. Шаги уходящей медсестры я расслышал, а вот мужские — нет. Долгое время ничего не происходило. Не выдержав, осторожно приоткрываю веки. Комната пуста. С трудом сдерживаюсь, чтобы не присвистнуть. Лысый мужик явно профи. Но что заставило его охранять меня? Или, наоборот, он сторожит, чтобы я не сбежал? Второе казалось более реальным, учитывая, что я намертво привязан к кровати.
Надо бы проверить, как и чем я связан. Пытаюсь приподняться, тело отзывается болью. От досады скрипнул зубами, извернулся в правую сторону, скосил глаза. Запястье обхватывает широкий, сантиметров пять, браслет. На вид — пластмассовый. Каким образом он крепится к кровати, рассмотреть в таком положении невозможно. Пытаюсь вытащить руку, но любые попытки заканчиваются лишь участившимся писком прибора да очередной красной полосой на коже. Выругался.
— Так и знал, — иронично хмыкнул мой охранник.
Я вздрагиваю от неожиданности. Когда он успел войти? Или умудрился спрятаться в пустой палате? Лысый в это время беззвучно открыл дверь и поманил кого-то. Все та же медсестра с подносом подходит к кровати, бесстрастно готовит шприц, втыкает иглу. Я скрежещу зубами, дергаю рукой, пытаясь не дать ей впрыснуть наркотик. Но браслеты держат прочно. Уже засыпая, мне подумалось, что сестра не смотрела на меня и вообще старалась держаться подальше. Наверное, я буйный…
Нечто разорвало серую ткань сновидения. Всё тело напряглось, готовое в любой момент дать стрекача. Осторожно прислушиваюсь, сжимая в кулаке единственную стоящую вещь, которая у меня имеется. Но в ночлежке тихо. По полу, на котором помимо меня спят ещё люди, гуляет по-осеннему сырой сквозняк. Приподнимаю голову и бросаю взгляд в сторону тёмного коридора: ментов нет. Да и вряд ли они будут искать беглого сироту в бомжатнике. Потом гляжу на белесое небо за окном. Как рано. Так вот оно что! Меня разбудила привычка: в приюте подъём в пять утра.Мобильный судорожно завибрировал в сжатой руке. Вздрагиваю: знакомые цифры. Придётся ответить.— Что?— Серый? — взволнованный голос Степки вызывает раздражение. — Тебя ищут!Словно по заказу, в окно надрывно стучится вой сирены. Плечи зябко дернулись.— Менты?Память услужливо выдаёт картинки: вчерашний «мерс», некстати сработавшая сигнализация, сумасшедшая гонка
— Что такое? — раздался справа взволнованный голос заведующей, самой женщины я не видел — в глазах темнело. — Что происходит? Это что… кто… ребенок? Отпустите немедленно!Я ощутил, как мертвая хватка ослабла, ноги коснулись пола. Громила в черном костюме виновато спрятал пушку.— Извините.Я хватаюсь за шею, кашель не дает нормально вдохнуть. В ушах еще шумит, но тьма перед глазами рассеялась.— Сережа? — Ольга Николаевна нервно поправила очки и облегченно рассмеялась. — Вот и хорошо! Э-э-э… Ты так быстро приехал из колхоза. — Она торопливо, словно ощутив неожиданную резь в животе, склонилась ко мне. Я оценил весьма выразительный взгляд. Кивнул: конечно, не дурак! О побеге ни слова. Заведующая выпрямилась и театрально всплеснула руками: — А это как раз тот мальчик, о котором мы с вами говорили, Карл Лаврентьевич!Отступила в сторону, и созданный образ бородатого профес
Не знаю, как проснулся, но настроение очень мрачное. Голова кружится, перед глазами все плывет. Да еще и тошнит... и одновременно хочется есть. Я послушал ворчание желудка и скосил глаза на руку. Несколько темных пятнышек выдавали места уколов. Перехватило дыхание, кулаки сжались: они превратили меня в наркомана! Скоро сам буду слезно умолять об очередном уколе. Этого нельзя допустить! В этот момент ясно осознал, что всегда презирал тех, кто попадал в какую-либо зависимость. Складывая волю в чулан за ненадобностью, они послушными баранами брели за очередной дозой того, что позволит на время спрятаться от жизни.Выдохнул проклятие и с удивлением проследил за небольшим облачком пара, который выпорхнул из моего рта. Огляделся. В палате быстро светлело, за окном можно было уже разглядеть раскидистые деревья, черные ветки которых затейливо украшены белоснежным мехом снега. Одна из занавесочек чуть колыхалась: либо конструкция окна отличалась оригинальностью, и там находилась форто
Взвизгнули тормоза. Я подскочил от неожиданности, затылок взорвался от боли, я охнул, руки обхватили голову. Карл даже бровью не повел. Громила вышел, женщина же, кажется, за всю поездку так ни разу и не пошевелилась. Тишину нарушало лишь мое обиженное пыхтение да шелест мелкой мороси. Вскоре машина вновь тронулась с места. Мимо проплыли распахнутые створки кованых ворот. Я восхищенно рассматривал черное замысловатое кружево, за которым показались ровные поля ухоженных газонов, яркие островки клумб и редкие стрелы чудных деревьев.Карл вышел из машины, я вылез следом и оказался на небольшой асфальтированной площадке перед широкой белой лестницей, ведущей к парадному входу старинного здания, похожего на барскую усадьбу из учебника по истории. Стены трехэтажной серединки и одноэтажных крыльев выкрашены в солнечно-желтый цвет. Белоснежные колонны на два верхних этажа основного здания поддерживают строгий треугольник фронтона.Свет уличного фонаря образовывает при
Влага оросила ссохшиеся губы, любопытными струйками разбежалась по щекам, пощекотала уши и с едва различимым звуком впиталась в ткань подушки. Несколько капель проникли в рот, вызывая дикую жажду. С трудом разлепил губы и приподнялся, пытаясь словить еще глоток. Зубы звонко стукнули о край чашки. Женский голос тихо ругнулся, затылок мягко придержали. Я жадно хлебал противную солоновато-сладкую жидкость, ощущая, как все тело постепенно наполняется жизнью. Утолив жажду, устало откинулся на подушку. Медленно раскрыл глаза.Сморщенное лицо худощавой старушки. Не выдержав сурового взгляда выцветших глаз, отвернулся. Яркие лучики утреннего солнышка недовольно огибали фанерку на месте разбитого стекла. Донельзя хмурый охранник Рома, скрестив мускулистые руки на груди, оперся о стену рядом с приоткрытой дверью, которая отражалась в поблескивающем линолеуме. Воздух наполняли пары хлорки. Я скосил глаза. Ни сосульки, ни лужи от нее на свежевымытом полу, разумеется, не было.Пожи
Я метнул взгляд на неподвижное тело девушки, потом на окно. Судя по кронам деревьев, наверное, третий этаж, так что прыгать высоковато. Ощущение опасности нарастало. Торопливо схватил простынь, обмотался ею наподобие тоги и выскочил за дверь. Маленький коридорчик, который ведет от большого к моей двери, пуст… если не считать скрючившегося на полу человека. Склонился и пытливо вгляделся в стеклянные глаза Ромы: зрачки его сильно расширены. Так же, как у Жанны. Парень безусловно мертв. Что ж, это объясняет, что его не привлек шум.Я осторожно заглянул за угол. Широкий коридор тоже почти пуст. Только на каталке лежит человек с закрытыми глазами. Видимо, кто-то вез больного к лифту, но заметил труп охранника и побежал за помощью. Слева звякнуло. От неожиданности я подскочил на месте, умудрившись повернуться в воздухе к источнику звука. Но это оказался обычный лифт. Двери медленно, со скрипом разъехались в стороны. Из маленькой кабинки на меня испуганно смотрел очень бледны
Судорожный вздох, кольнуло в груди. Открываю глаза и в полном недоумении смотрю в синий экран телевизора. Справа раздавался противный треск. Повернулся. Тело дернулось, я скривился от боли, пронзившей спину и шею. Наушники, источник неприятного шума, валялись рядом. Щёлкнул выключателем. Тишина.Спать на полу мне не привыкать, конечно, но сейчас болит все, до кончиков пальцев. Сколько же я играл? Приподнялся, скользнув взглядом по комнате в поисках часов. Пустые пачки из-под чипсов, пол усыпан крошками, яркими пятнами выделялись кляксы от газировки. Я поморщился: ну и помойка!Вспомнились детали сна. Трупы, старуха-ведьма, и, кажется, я сам в конце погиб в аварии. Готовый сценарий для третьесортного сериальчика, жаль, не могу переключить канал своих снов. Захотелось курить, но сигарет не было. Я вздохнул и подошел к окну, взвизгнули шторы, открывая вид на хмурый двор. Набухшие от тяжести тучи опустились почти к кромкам деревьев, затейливая рябь в лужах жаловалась на си
Я ощутил себя вором, которого застали на месте преступления. Вырвалось:— А что, нужно просить разрешения?Голос прозвучал подчеркнуто враждебно, я приготовился защищаться.— Не обязательно, — Карл выпрямился. Я с неприязнью отметил клетчатые тапки и безупречно отглаженные брюки. Хозяин тем временем с невозмутимым видом медленно спускался на лестнице. — Тебе можно все… за исключением того, что я сказал два дня назад. Помнишь?— Помню, — мрачно отозвался я. И тут до меня дошло сказанное: — Два дня?!— Ну да, — мужчина кивнул, рука его плавно скользила по перилам. Тонкие губы на миг исказила ехидная усмешка: — Ты не выходил из комнаты два дня. Я уже начал беспокоиться.— Если бы беспокоился, — недовольно проворчал я, — проверил!Карл неожиданно мягко улыбнулся, я невольно отшатнулся, затылок ударился о косяк. Смена маски казалась такой же естественной,