Слишком тихо для дождя. Голые металлические стены жилой комнаты пугающе сжимаются. У них странный отблеск и нет запаха. Здесь всё стерильно. Выхолощено и современно. Здесь почти нет жизни.
Всё ненастоящее, искусственное, назывное. Навязанное необходимостью и развитием технологий. Я чувствую себя неуютно… однако не более того.
‑ Что вы хотите услышать? ‑ мой голос спокоен, нейтрален, обезличен. Я давно забыл, что такое страх, опасение, трепет или неудобство… Я даже забыл, что такое комфорт…
‑ Всё, ‑ она пододвигает ко мне минимикрофон. Он чёрного цвета с эмблемой её общегалактического канала. Я никогда не смотрел их передачи. Не было ни времени, ни желания. А этот выпуск я уж точно не увижу…
‑ Тогда выключите всю записывающую аппаратуру, ‑ я смотрю в окно, пока она нажимает нужные кнопки. Всё-таки слишком тихо, как-то пугающе тихо для дождя. Наверное, где-то здесь, в стенах спрятаны звукопоглощающие фильтры…
‑ Вы готовы? – она выжидающе смотрит на меня.
‑ И слуховой микрофон, ‑ я говорю это почти шёпотом, но она слышит раздражение в моём голосе.
Мы договаривались с ней совсем не так. Я обещал ей историю, а она обещала лишь слушать и запоминать. У меня не будет от неё секретов, а она сможет использовать всё, что запомнит. Это честный обмен. Учитывая современные возможности человеческих организмов, я совсем не уверен, что в её мозгу нет модифицированного чипа памяти… Так зачем же тогда злить меня?… А тем более играть со мной…
‑ Хорошо, ‑ она делает тяжёлый вздох и проводит по уху сенсорным датчиком. –Можно…хоть? – она достаёт маленький бумажный блокнотик. Такие я видел только на картинках галактической хрестоматии. Сейчас он, наверное, стоит целое состояние… Откуда он у неё? Бумагой уже давно никто не пользуется, она стала ценным экспонатом в космических музеях далёких планет и безумно дорогим раритетом. Неужели я попал на настоящего человека? Без модификаций и улучшений. Обычного человека со стандартным набором функций и ограниченным кругом возможностей…
Нет, этого не может быть…
‑ Только то, что я разрешу…, ‑ я позволяю себе улыбнуться. Она кивает головой и смотрит на меня. – Вы точно хотите услышать всё?
‑ Я плачу вам за интервью, ‑ в её голосе слышатся командные нотки. Она слишком молода и наивна. Наверное, считает, что в журналистике ей нет равных.
‑ Деньги не интересуют меня. У меня их достаточно…, ‑ мне доставляет удовольствие наблюдать за выражением её лица. Оно меняется… уверенность исчезает, и на ее месте проступают лёгкие краски недоумения. В её мозгу эти два неизвестных не выстраиваются в нужное уравнение, у неё высвечивается ошибка. Мозг отказывается выполнять нужные действия…
‑ Тогда зачем вы согласились? – теперь она уже не скрывает удивления. Но я вижу, как там, за широко открытыми глазами и складками губ, внутри, где-то в районе сердца клокочет возмущение оттого, что я не хочу играть по её правилам.
‑ Из-за совести, только из-за своей совести, ‑ я отворачиваюсь от неё и снова смотрю в дождь. Он изменил угол падения, и теперь капли стучат совсем по-другому… Ритмично и сбалансировано. Закрываю глаза – что-то я совсем расклеился. Капли размывают тугой пластик окна, и мои мысли плавятся вместе с ним.
‑ Кто вы на самом деле? – она делает первую пометку в своём блокноте. У неё неразборчивый почерк. Когда-то говорили, что это признак гениальности, но потом поняли, что некоторые люди просто так и не научились нормально писать.
‑ Теперь мне сложно ответить на этот вопрос, ‑ я смотрю на неё внутренним зрением. Голубая аура волнения, чуть припорошенная белым инеем страха. – Когда-то я был человеком….
‑ И что же случилось? – она накручивает себя, пытается найти правильный подход ко мне. Подобрать интонацию, ключи к моей личности. Разложить меня по всем психологическим полочкам. Мне смешно, потому что я буквально слышу, как мысли бьются о её черепную коробку.
Да! Она делает всё так, как её учили в межгалактической академии журналистики. Но со мной все эти приёмы не проходят, я слишком долго живу на свете, слишком хорошо вижу её, чувствую, понимаю… С таким напором она никогда не вытянет из меня ничего личного, интересного, сенсационного… Ничего такого, о чём бы я сам не хотел рассказывать…
Я делаю вид, что раздумываю над её вопросом, пытаюсь подобрать нужные слова и потом вспоминаю старую, бородатую шутку про киллеров…
‑ Неудачно устроился на работу…, ‑ показательно неумело шучу я, чтобы раздразнить её ещё больше. Она натужно улыбается и ставит возле этого вопроса минус. У неё немного дрожат руки, но, мне кажется, это не мандраж - это азарт от осознания значимости того, что она сможет сделать с этим материалом. Наверное, я сделаю её локально известной, популярной и высокооплачиваемой. Я помогу ей встать в некий «первый эшелон». На тот Олимп, на который мечтают попасть такие же, как она.
Но они ещё не знают - настоящий Олимп давно занят. Там нет места. Их не пустят в святая святых, не дадут, ни на йоту не подвинутся со своих мест. Там каждый сантиметр эфира поделен на проплаченные сектора. И кому принадлежат большинство из них я прекрасно знаю. Они управляют нашей судьбой. Они переключают каналы. Они… а не мы…
А эта журналистка… станет обычной звездой, бабочкой-однодневкой, однолеткой, десятилеткой… Они сгорают для меня слишком быстро, ведь передо мной лежит целая вечность. Я не запоминаю их лиц, слов и порывов. Потому что через несколько лет на экране появится кто-то другой, такой же, но другой. И будет опять пытаться казаться важным и знаменитым…
Хотя, быть может, всё не так. И она тоже, как и я, не нуждается в деньгах. Судя по её бумажному блокноту, за который она могла бы купить небольшую газету на одной из развитых планет галактики, ей просто нужно что-то большее. Стоящее дело, которое даст ей шанс стать частью нашей истории. Так же, как и я, стал её частью.
- Где вы родились? – она меняет тему, пытаясь расслабить и себя, и меня. Она думает, что вопросы о детстве должны вызывать хорошие ассоциации, что они всегда беспроигрышны. Вот она - стандартная ошибка начинающего психолога, не открывавшего дело пациента. Хотя в моём случае она права, ведь для меня те далёкие воспоминания сейчас действительно намного приятнее всего остального.
‑ На Земле, ‑ я замолкаю, на мгновение, возвращаясь в своё прошлое, ‑ я родился на Земле…
До ресторанчика на 58-ой мы добираемся уже под вечер. Мы старались не привлекать к себе внимания, однако в больничных пижамах и с простреленной лучевиком ногой и покалеченной рукой это было довольно тяжело. К счастью, Пол раздобыл нам новую одежду, убив двух незадачливых туристов, удачно подвернувшихся нам на одной из улиц Лас-Вегаса. Эти парни были ни в чём не виноваты, но у них был наш размер обуви и одежды, и вокруг как назло для них, не было ни одной живой души, способной вызвать полицию. Такова жизнь – естественный отбор. В нашем деле это называется «необходимые потери» или вынужденные жертвы. Все знают: подонки чаще всего выживают. Это закон природы. Тем более такие сильные подонки, как мы. «У Икара» оказался маленьким греческим ресторанчиком, с чуть покореженной надписью и хозяином и по совместительству барменом за стойкой. То, что это хозяин, – видно сразу. У них особая энергетика и грация. Их можно определить безошибочно. Тем более с таким опытом
Служба безопасности мистера Бейнстайна отпускает меня через несколько часов. Им действительно нечего мне предъявить. Я чист, а грим умело подавляет все намёки на мою принадлежность к клану наёмных убийц. Они не сканировали меня дорогими сканерами, не применяли мозговую проверку – они ничего не делали, чтобы загнать меня в угол. И поэтому я просто продолжал играть свою роль. Разыгрывал расстроенного бизнесмена, на глазах которого сорвалась одна из самых крупных сделок в его жизни. Как мистеру Сардонису мне было действительно жаль своего партнёра и, возможно, друга в будущем. Такая нелепая смерть. Сердечный приступ. И это при совершенстве современной медицины… Я сажусь в флаер за два часа до окончания действия генетического грима. Направляюсь в космопорт. Мне нужно улететь с Горы под личиной мистера Сардониса - так моё алиби будет окончательным и при выезде точно не возникнет случайных проблем с охраной Бейнстайна или с сочувствующими ему спецслужбами. Я ввожу на панели точку
Я вылетаю из дверей врачебного кабинета молча, стараясь быть как можно более сконцентрированным. Один мой охранник сидит на скамейке возле дверей, второй стоит прямо напротив. Они выглядят так расслаблено. И мне даже становится неудобно перед теми, кто, в принципе, относился ко мне достаточно хорошо. И они не заслуживают такой подлости с моей стороны. Они достойны честного поединка, а не вероломного удара, который я собираюсь нанести прямо сейчас!Переход отнимает силы, вторая рука практически не движется – я должен вложить в эти два удара всю свою злость, всю свою жажду жизни и свободы. Я должен это сделать. А со своей совестью я разберусь потом, когда буду улетать на корабле с этой чертовой планеты!Я ускоряюсь и бью охранника напротив в нос, стараясь нанести вертикальный удар. Одним движением вбить носовые хрящи и лобные кости ему в мозг. Однако он успевает каким-то чудом парировать мой удар. Находясь в реальном времени, он движется стремительно, необычайно жи
Я подъезжаю к вилле мистера Бейнстайна чуть позже назначенного в приглашении времени. Так делают все важные люди. Чуть задерживаются, чтобы показать свой уникальный статус. На мне шикарный костюм, шляпа в старой земной манере и тонкие очки, которые придают мне интеллигентный вид. Легенда уже у меня в голове. Теперь я другой человек – член совета директоров земной компании «Clean Air», одного из самых известных и уважаемых поставщиков свежего воздуха во Вселенной. Филиалы нашей компании есть практически на любой планете галактики. А особенно внимательно «Clean Air» относится к планетам с плохой экологией и высоким уровнем загрязнения. Специально для таких планет у нас разработаны индивидуальные пакеты чистого воздуха. Мы можем даже организовать поставки воздуха с запахом моря, соснового леса или ванили… Нет ничего сложного. Главное, чтобы у Вас хватило кредиток на счету. Неудивительно, что мистер Бейнстайн был очень заинтересован предложениями моей фирмы, и на своём ш
Я просыпаюсь раньше обычного. Снова предчувствуя значимость сегодняшнего дня. Рука болит, но я знаю - чувствительность намного лучше. У меня положительная динамика выздоровления, сепсиса не наблюдается – при правильном питании и регулярных процедурах к полуфиналу я бы мог восстановиться процентов на семьдесят. Но я не буду участвовать в полуфинале. Всё это закончится сегодня. Здесь. Хотя почему закончится? Мне кажется, что это только начало моей новой истории. Я сажусь на кровати, включаю микрофон и прошу принести мне завтрак. Приятный голос моей знакомой медсестры обещает, что я получу пищу и витаминный коктейль в течение 10 минут. Она шёпотом говорит, что передала от меня весточку Полу и что он передаёт привет и мне. Меня это вполне устраивает. Всё идёт по плану, и я до завтрака даже успею принять душ. Захожу в маленькую душевую кабинку и наматываю на повреждённую руку специальную плёнку. Я бы не хотел сейчас намочить руку и потом ходить полдня в мо
Вар протягивает мне косяк, но я вежливо отказываюсь. Я люблю другие ускорители и не хочу засорять своё сознание чужими реальностями. Я знаю, что несколько секунд перехода вернут меня в нормальное состояние, но наркотики всегда были для меня чем-то совершенно противоестественным, неживым, неберсовским… Тем более, что завтра мне нужна будет полная концентрация и я не хочу допустить даже минимальной вероятности помутнения моего сознания. Моё задание зависит от многих случайностей, и игры разума в дополнение к опасным возможностям мне совершенно не нужны. Мы сидим в небольшой комнате. Это можно было бы назвать рабочим кабинетом, если бы не горы грязной одежды в углу, пучки сушеной травы в разных частях комнаты и фотографии голых девиц на стенах. Вар и раньше был несколько неаккуратным, как для врача, но за последние годы его безалаберность явно прогрессировала. Я даже боюсь представить, как выглядит его медицинский блок. Неосознанно оглядываюсь по сторонам. Единственное, что нап