Глава 4. Пилот последнего пути

Они уже ждут меня возле здания Космопорта. Вокруг беснуются таксо-флаеры, и менялы предлагают обменять любой товар на несколько галактических кредиток. Слишком много шума и суеты. Здесь нет рефлексии и спокойствия. Это настоящие ворота галактического курорта. Здесь готовы обмануть, обогреть и снова обмануть. Здесь каждая секунда – это чьи-то заработанные деньги. Здесь общегаллактические цены на продукты питания и проживание можно смело умножать в два или три раза. Тор – это финансовая кузница Синдиката. И летний сезон здесь не заканчивается никогда.

Их трое. Пилот, мой старый знакомый Томми, и вампир - его зовут Пол – один из тех, охранников прокуратора. Они несколько напряжены. Но без агрессии, это обнадёживает.

‑ Что, первый полёт? – я смотрю на синюю ауру счастья пилота.

‑ Да, ‑ он нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Процессы в его организме сейчас полностью готовы к изменению. Он ждёт момента, когда ему разрешат уйти в его первый и последний полёт.

Планета Последнего Пути рождает лучших пилотов галактики. Лучше них действительно нет. И, наверное, не будет никогда. Со времён великих Предтечей галактика не рождала авиаторов, которые могли сравниться с этими. Даже во сне, закрывая глаза, или напичканные электронными приборами изменённые авиаторы различных планет всё равно проигрывали им. Потому что они никогда не смогли бы достичь той степени погружения в корабль. Они никогда не смогли бы стать кораблём.

А Пилоты Последнего Пути могут. Они лучшие – потому что они и есть корабль. Их тело лишь оболочка, в которой они живут до встречи со своим первым и последним кораблём. Они выбирают космического  спутника случайно – знакомятся с ним, совершают ритуал и потом, когда гиперпрыжок меняет временную кривую, они сливаются с кораблём. Становятся единым целым. Растворяются в микросхемах и механизмах и остаются там навсегда. Они живут всю жизнь ради этого мгновения. Ждут совершеннолетия, чтобы пройти единственный обряд инициации. Они всю жизнь запоминают жесты и символы. Они всю свою молодость думают о тех словах, что скажут кораблю перед тем, как стать кораблём. Вся их жизнь – это ожидание вечного полёта, их смерть – это смерть всего корабля. 

  Не удивляйтесь, корабль оживает, становится совсем другим, когда пилот уходит в свой последний путь. Что может быть умнее бессмертного? Живой, бесконечный механизм, который чувствует и любит полёт больше всего. Счастливый корабль! Парадокс, который не раз спасал жизни. Ведь этот корабль пойдёт на всё ради того, чтобы выжить, потратит последние силы и ресурсы энергосистемы, чтобы взлететь, хотя бы ещё один-единственный раз…

‑ Все готовы? – я смотрю на них строго, пытаюсь вжиться в роль командира. – Говорю лишь один раз: Все действия и поступки согласовываются со мной. Если вы решили поиграть в суперагентов, то можете сразу забыть об этом. Я не требую железной дисциплины, но, ребята, если мы хотим сделать всё тихо, то давайте так и сделаем. Без сюрпризов…

Они кивают. Это хороший знак. Без лишних разговоров и дискуссий. Действительно, настроились на работу.

‑ Хорошо, ‑ я бросаю взгляд на огни города. Они светятся вдалеке. К ним уходят подсвеченные змейки шоссейных дорог и воздушных флаерных путей. Они сливаются в один большой калейдоскоп - такие далёкие и ставшие родными за короткое время. Где-то там город бурлит, развлекается, не спит… Под светом двух солнц его огни кажутся сказочными фонарями в волшебной стране…

Это хорошая планета. Здесь легко дышится, легко живётся. Наверное, здесь можно было бы и умереть. Быть может, это и есть тот самый Авалон, куда нам всем суждено уйти? Я не знаю… просто отчего-то слишком сильно щемит сердце.

Ощущаю, как вибрирует мой телефон – отворачиваюсь от своей команды и достаю аппарат из кармана. На нём короткое сообщение от Бинка. Текста не много и его содержание совершенно не обнадёживает. Бинк пишет: «По моим каналам пустота. Дело серьёзное. Будь осторожен. До завтра попытаюсь узнать хоть что-то».

Я прячу телефон в карман. Настроение портится. Если даже Бинк не смог ничего разузнать. Значит, ситуация действительно неординарная. Критическая. Я смотрю на свою команду – они выглядят совершенно обычно. Я не ощущаю скрытой агрессии, маскировки или подмены их «уровня». Достаточно посредственные бойцы – не новички, но и не профессионалы моего уровня. Результаты их сканирования не вызывают опасения… но всё же внутреннее ощущение настороженности и подставы меня не покидает. Странное предчувствие витает надо мной, но я не могу уловить его истинный смысл. Такое ощущение, будто бы я вижу всё это в последний раз… что это моё последнее задание, и оно очень сильно изменит мою жизнь…

Громкие слова ни о чём. Я не знаю, что произойдёт, я могу лишь чувствовать, интуитивно представлять себе дальнейшее развитие событий. Я не знаю, будет хорошо или плохо, стакан наполовину полон или пуст. Я просто знаю, что после этого всё изменится. Навсегда.

Но я никогда не меняю решений и не боюсь последствий. Не сожалею о прожитом и не верю в счастливое будущее… Я жалею только о том, что предчувствия никогда не обманывают меня…

Я захожу в здание космопорта. Наш терминал слева. Прохожу мимо датчика идентификации и машу рукой сенсору. Доли секунды - и я чувствую, как миллионы невидимых электронов считывают с моего тела информацию. Я подхожу к диспетчеру и протягиваю регистрационную карточку. Хотя в технике мы ушли очень далёко, бюрократическая система не меняется. Нам всё так же нужно получить разрешение на взлёт, на вылет и на посадку. Нам нужно задекларировать валюту и зарегистрировать оружие, боеприпасы и опасных животных. Мы должны отчитаться за всё…

Хотя, если вы работаете на Синдикат, некоторые пункты таможенной декларации смело можно упустить.

‑ Ваша цель визита на Землю? – задаёт странный вопрос диспетчер, и я на секунду вхожу в лёгкий ступор. Я еду на родину, чтобы убить человека. Наказать его, указать ему его место. Я еду работать…

‑ Рабочая поездка, ‑ улыбаюсь и показываю на команду за плечом, ‑ а это мои лучшие специалисты…

Диспетчер понимающе кивает и вбивает нужные данные в систему.

‑ Приятного полёта и ждём вашего возвращения, ‑ он подмигивает мне, и я понимаю, что это ещё одна шутка мистера Сендлера. Так он поднимает мне настроение перед полётом и заодно контролирует, не выкинул ли я какой-то фортель.

Диспетчер протягивает мне карточку и смотрит на пилота:

‑ Поздравляю с уходом, ‑ он произносит стандартное приветствие, ‑ маршрут уже введён в бортовой компьютер…

‑ Спасибо, ‑ пилот улыбается. Я вижу, что аура его счастья зашкаливает. Он не может дождаться своего последнего взлёта.

Мы выходим к взлётной полосе. Она огромна и прекрасна. Здесь сотни таких. Мелких посадочных площадок для прогулочных флаеров, маленьких яхт и корветов и огромные посадочные полосы для галактических лайнеров, мусоровозов и грузовозов… Огромная жила галактики, не прекращающая пульсировать. Муравейник, в котором всё работает, как часы.

Воздух пропитан вечерним жаром, духота космодрома и строгий металл кораблей. Всё это уже было. Давно, на Земле, когда я улетал на своё первое задание. Тогда я научился убивать по-настоящему. Без ненависти, просто так, выполняя свою работу. Я вдыхаю влажный воздух Тора и понимаю, что злюсь на свою память, на ассоциации и слабость, что возникает во мне время от времени. Я злюсь на любовь, что оставляю сейчас там, в маленьком домике в зелёной зоне элитных дач Синдиката. И злюсь на неизвестность и двойственность того, что ожидает меня там, на Земле. Планете, на которой я не был уже много лет. Которая когда-то была моим домом. Моим единственным домом.

Небольшая транспортная платформа уже ждёт нас. Мы поднимаемся на неё, пилот вводит на табло свой порядковый номер и она моментально приходит в движение. Мы мчимся мимо всех эти больших и маленьких кораблей, величественных межгалактических лайнеров и крошечных прогулочных шхун. Мы летим к нашему пока ещё мёртвому кораблю…

Наш корабль среднего класса. Такие проверяют реже всего. Он рассчитан на пять-шесть человек и у него отсутствуют грузовые отсеки. На него можно брать только личные вещи и самое необходимое оборудование. Грузоподъёмность ограничена одной тонной… И он достаточно незаметен, чтобы наш вылет не напоминал рекламный проспект очередного фильма фабрики грёз. Внезапность, осторожность и возмездие! Да, этот принцип работы Синдиката за долгие годы превратился в настоящую аксиому. И если даже мистер Бинк узнал об этой операции от меня, значит, высшие из секретного отдела фирмы ещё заслуживают  несколько литров свежей крови.

  Пилот подходит к кораблю первым. Он осматривает его со всех сторон, касается его ладонями, обнимает. Долго смотрит на него и потом снова гладит его борт. Сейчас он напоминает счастливого ребёнка, который не может нарадоваться новой игрушке. В его глазах бесконечность звёзд, в его душе предчувствие вечности. Я понимаю его – очень давно, на Земле, я проходил похожий ритуал. Тогда, когда навсегда перестал быть человеком!

Я смотрю на пилота. На его губах застыла блаженная улыбка, а глаза уже никогда не увидят родную планету. Но он счастлив в своей синей ауре и ждёт момента, когда,  можно будет уйти в подпространство, переплавить временную вселенную и раствориться в корабле. Мы чем-то похожи с ним. Мы тоже всю жизнь живём ради своей мечты…

Пилот прижимается к обшивке всем своим телом. Он словно пытается заняться с кораблём любовью. Я отворачиваюсь. Это слишком личное, запретное. Мы будто бы подглядываем в замочную скважину за интимными моментами незнакомых людей. Я слышу его дыхание. Он дышит часто и прерывисто. Он слишком возбуждён. Корабль и человек, механика и интеллект – через несколько мгновений они станут единым целым, сольются в вечном экстазе. Дыхание пилота успокаивается. Он улыбается счастливой улыбкой террориста-смертника. Он знает, что его ждёт настоящий рай и прекрасные гурии звёзд. Он становится на колени перед кораблём и осеняет себя странным знаком. Он похож на полумесяц. Он водит рукой слева направо несколько раз. Закрепляет полуокружность линией. А потом издаёт гортанный и протяжный стон и кланяется кораблю. Теперь он готов уйти. И теперь корабль готов принять его.

Мы стоим в стороне молча и не мешаем ему. Не торопим. Все знают - ритуалы и традиции, прежде всего. Это закон…

Пилот бросает на нас прощальный взгляд, целует корабль, ещё раз проводит рукой по его обшивке и легко нажимает скрытую кнопку открытия входного отсека. Лестница с лёгким скрипом выезжает, и пилот делает свой первый шаг. Он поднимается по лестнице медленно, смакуя эти последние моменты. Ненадолго задерживается в проёме входа, поворачивается к нам и складывает ладони возле груди. Это знак его прощания и его приветствия. Вечный цикл.

Мы тоже складываем ладони и легко наклоняем головы.

‑ Счастливого пути тебе, уходящему навсегда. Пусть космос станет твоим домом…

‑ Мне было приятно с вами, ‑ он улыбается. Благодарно кивает. Я слышу, как стучит его сердце. А потом пилот заходит внутрь.

Несколько минут ничего не происходит. Мы молчим. Я не знаю, что нужно делать и сколько нам придётся ждать. Я первый раз становлюсь свидетелем церемонии корабельной инициации. У меня странные ощущения. Это очень интересно и очень лично. Берсеркер и Вампир тоже молчат. Видимо, такое и для них в новинку. Время практически останавливается. Мы стараемся дышать как можно тише, чтобы не пропустить самого главного – момента. Пока пилот не позовёт нас на корабль. Пока он первый раз не запустит двигатели!

 Мы прислушиваемся к звукам космопорта. Стараемся уловить в них новые, неизвестные ноты. И наконец, это происходит. Корабль будто бы оживает, просыпается, встряхивается, как огромное довольное животное. Он издаёт громовой рык – его двигатели запущены. Сейчас возле корабля становится по-настоящему жарко…

‑ Не стой под соплями… ‑ вспоминается мне детский анекдот про космонавтов, и я улыбаюсь чему-то далёкому и такому глупому в своём детстве. Я бросаю последний взгляд на далёкий город. Киваю ему, прощаясь, и захожу в салон корабля. Бойцы заходят вслед за мной. Пилот сидит за пультом – всё его тело подключено к кораблю огромным количеством трубок и датчиков. Они исчезают в глубине корабля, расходятся по сотне путей в каждый отдалённый уголок корабля. Пилот готов к взлёту и гиперпрыжку, который навсегда изменит его жизнь.

Но… пока они ещё не вместе. Они лишь присматриваются друг к другу. Пилот ещё не стал каждой микросхемой, каждой частичкой, каждой электронной цепью этого механизма. Он только лишь наполовину прошёл инициацию. Только после искривления времени заработает последний механизм и по трубкам понесёт пилота в его последний путь. Его молекулы сольются с микросхемами и металлом. И он станет совсем другим.

Пока всё идёт хорошо. У корабля нет отторжения пилота. И это самое главное. Значит, у него всё должно получиться. Процесс должен завершиться. И мы не окажемся в открытом космосе с неуправляемым кораблём и пилотом, чьего разума уже не существует. Я слышал о таких моментах. Иногда случается так, что они не подходят друг другу. И тогда всё оканчивается катастрофой. Такие корабли иногда можно встретить в отдалённых просторах галактики. Они безжизненны, потому что когда у них заканчивается горючее, когда они перестают метаться, они просто замирают навсегда. И разум пилота медленно умирает в холоде ночного космоса. Пассажиры таких кораблей редко доживают до второго прыжка в подпространстве. Сумасшедший корабль обычно отключает им кислород. Потому что он не может бороться и с разумом одуревшего пилота в своем электронном мозгу, и с кричащими существами  в своём чреве. Он их просто нейтрализует.

‑ Приветствую Вас на борту! – голос пилота, усиленный бортовым микрофоном  просто фонтанирует счастьем. – Прошу Вас занять ваши места. Время вылета – пять минут…

‑ Хорошо, уходящий навсегда! Время вылета принято! – я киваю команде, и они занимают места в креслах. Убедившись, что они пристегнулись, я, не торопясь, сажусь в своё кресло, проверяю гидравлические крепления, сканирую свою готовность. Всё хорошо, мы можем отправляться!

‑ Поддай газу, ‑ я киваю пилоту, хотя понимаю, что он вряд ли заметит моё движение. – У нас мало времени…

Парсеки, уходящие в сияющую темноту. Ещё и ещё один… Здесь всё по-другому. По-честному. Нет правых и виноватых. Все равны. Панель приборов и странный мигающий кислородный индикатор. Чего можно добиться, если перестать дышать, уйти в этот голый и пугающий вакуумный мешок? И есть ли вообще в мире что-то, кроме этой зияющей пустоты?

Куда я лечу? Зачем? Кому я обязан такой честью? Звёзды, яркие точки, плавные переливы фотонов, карликов могущественной стихии. Я с вами, я всегда был с вами…

Разве жизнь людская не бесценна, разве можно одним жестом, одним нажатием потных клавиш уничтожить эту искру? Да и кто вправе решать это? Предтечи, оставившие нам тайные знания? Берсеркеры, забывающие всё и вся в момент перехода? Прокураторы, выпившие тонны нашей крови ради своей молодости? Или эти странные пилоты, уходящие в последний раз? Кто может распоряжаться жизнью? Смертью?

‑ Готовы? – пилот уточняет, пробует динамики на вкус. Смакует новый голос.

Я смотрю на своих попутчиков, невольных свидетелей моей беспомощности. Они тоже волнуются, нервничают, словно летят в первый раз, словно это они уходят в свой последний путь, а не этот довольный, изливающий нам своё счастье пилот. У них напряжённые лица, а руки чрезмерно сжимают подлокотники на мягких сидениях. Дыхание сбивающееся, неровное. Они всё ещё боятся того, что инициация пройдёт не так как годиться. Они напоминают мне мою первую жертву. Настоящее убийство было завершающей стадией нашей подготовки. После этого нам вручали лицензию на профессиональное убийство и почётное звание берсеркера. Мы получали сертификат об окончании обучения и могли открывать свой собственный бизнес или искать работу в уже существующих компаниях. Мы становились легальными убийцами на службе у галактики...

До этого я видел смерть только в тренировочном комплексе. Мы убивали разными способами сотни придуманных персонажей. Машина монтировала образы, а мы кромсали электронную оболочку ножами, жгли её бластерами или подсыпали яды. Мы уходили в переход, устраняя охрану несуществующих политиков, выслеживали загадочных шпионов и уклонялись от преследования. А теперь в первый раз всё было по-настоящему.

Его звали Дональд, и он был каким-то крупным предпринимателем. Странно, что я до сих пор ещё помню его, и его вытянувшееся предсмертное лицо, и странные наручные часы, которые он называл бесценной механикой, и пытался откупиться ими от меня.

Я всё это ещё помню…

Я гнался за ним по опустевшим ночным улицам Сан-Франциско - земного, славного города, ругал его почём свет стоит и стрелял из непослушного лучемёта. Тогда я думал о честности. Уйдя в переход, я получу преимущество, и это будет обычное убийство. А так - как бы соревнование, гонка на выживание.

 Он хорошо бежал, этот предприниматель, путал след, забегал в подворотни и сквозные тоннели. Бежал молча, экономя дыхание, как профессионал, с каким-то диким остервенением, стремясь уйти от своей судьбы.

Я стал его судьбой, его последним штрихом в жизни. Помню его взгляд, и освещённую улицу, и кафе, и людей, смотрящих из окон на нас, и мой выстрел, и его крик. И потом долгие, самые долгие мгновения в моей жизни… когда я смотрел ему в глаза…

В них застыл немой, непонятный мне тогда вопрос.

Теперь я могу ему ответить. Честно и открыто. Считая себя последней сволочью, но могу. И я казню себя за эту мою дурацкую смелость. Потому что теперь я ненавижу свою работу, ненавижу её всем сердцем и всеми сенсорами и мышечными усилителями, и даже переход не спасает меня от моей совести. Капли времени лишь больно бьют меня по лицу, напоминая о тех, кто больше никогда не сможет посмотреть мне в глаза с немым вопросом. О тех, кто стал частью моего послужного списка. Каждое утро, кода я просыпаюсь, обновлённый и помолодевший, я вспоминаю их, и это помогает мне стареть…

‑ Готовность к старту - сто процентов. Мистер Спайдер, жду вашего подтверждения! – пилот обращается ко мне, но я всё ещё поглощен своими мыслями. Сейчас я нахожусь совсем не здесь. А там, в глазах Дональда, в которых я первый раз видел настоящую смерть.

‑ Вайлдар? – Томми смотрит на меня.‑С вами всё в порядке?

‑ Да, ‑ я пытаюсь улыбнуться ему, но моя гримаса пугает его ещё больше.

‑ Пилот ждёт команды…

‑ А, конечно, ‑ я беру себя в руки. ‑Вечного полёта тебе, уходящий навсегда, ‑ я хочу проводить его достойно. – На старт!

Корабль вздрагивает и отрывается от земли. Его почти не трясёт – пилот хорошо ладит с ним. Через пятнадцать минут полёта мы выходим на оптимальную траекторию для гиперпрыжка. Я вижу ауру пилота – она становится невыносимо яркой. Мне хочется закрыть глаза, потому что его счастье ослепляет. Его путь практически окончен и в то же время – он только начинается. Я мысленно желаю ему удачи.

Пилот не оборачивается. Он просто даёт мысленную команду кораблю. А потом звёзды превращаются в размытую суету и синяя аура счастья пилота сливается с темнотой нашего сознания…