Тэруко поняла, что он обращается к ней, и съежилась, но тут же выпрямилась.
Она – принцесса, Тэйдо – ее город. И она не нарушала никаких законов.
- Интересно, – откликнулась она, пытаясь имитировать ломкий мальчишеский голос. Судя по тому, что стражник ничего не заподозрил, получилось вполне удачно.
- Понятно, что интересно. Что, денег нет? – в его голосе зазвучало сочувствие и беззлобная подначка. – Нищим только пялиться и остается?
- Есть у меня деньги! – запальчиво отозвалась принцесса.
С чего он решил, что Тэруко нищая? Ее одежда была простой, но добротной – бедняки такой не носят. И в кошельке на поясе звенело с десяток серебряных монет.
- А-а-а, – ухмылка у стражника стала какой-то похабной и покровительственной одновременно. – Первый раз, да? Сколько тебе лет-то, парень?
- Пятнадцать, – убавила себе пару лет принцесса, понимая, что на большее ее субтильная фигура не тянет. Семнадцатилетние юноши куда выше и шире в плечах.
- Рановато начинаешь, – стражник подмигнул. Еще более похабно, чем до того улыбался. – Входи, не бойся. Не откусят.
Под завистливым взглядом стражника принцесса вынуждена была войти внутрь.
- Послушай моего совета, иди в «Любопытную жемчужину» – до конца улицы и направо, – понеслось ей в спину. – Недорого, и девочки свежие, как персик, – мужчина даже причмокнул от восторга.
Тэруко споткнулась, только после этих слов сообразив, куда занесла ее судьба и слежка за принцем Джином.
***
Тюрем в Тэйдо не было испокон веков. Несколько дней, пока длился суд, преступник мог пересидеть и в яме, а после его вешали или отправляли на рудники.
Но камеры в столице все же имелись. Два десятка тесных клетушек, расположенных непосредственно в подвале императорского дворца. Они были спланированы еще при постройке: укрепленные магией перекрытия, тяжелые дубовые двери, обшитые железом, вмурованные в стены кандалы.
Эти каморки строились для особых узников, которых не удержишь в простой яме.
Даже простой самурай, чья сила крови иногда позволяла небольшие всплески магии, без блокаторов был способен играючи вырваться из ямы. Что и говорить о высокорожденных? Таких, как Акио Такухати.
Единственный узник императорской тюрьмы сидел в углу, откинувшись на стену и прикрыв глаза. Его мощные запястья охватывали две полосы из тусклого темного металла. Толстая цепь тянулась от этих полос к вмурованному в стену металлическому кольцу над головой повелителя Эссо.
Блокаторы. Страшное оружие, способное любого высокорожденного превратить сначала в обычного человека, а потом в безумца.
Выкованные из темной руды, закаленные в водах проклятого источника браслеты надежно запирали магию внутри самурая. Сила просилась наружу, требовала выхода и, не найдя его, сжигала своего носителя. От трех до шести месяцев в браслетах было достаточно, чтобы сойти с ума.
Со стороны могло показаться, что повелитель Эссо спал, но звук шагов, а потом и звон ключей заставили его чуть приоткрыть глаза и повернуть голову. На бесстрастном высокомерном лице пленника появилась презрительная усмешка, когда он увидел входящего в камеру человека.
- Снова ты?
- Снова я, – верховный главнокомандующий Благословенных Островов аккуратно закрыл дверь и уставился на своего соперника немигающим взглядом.
Вид поверженного дайме доставил сегуну определенное удовольствие. Но торжество не было полным. Такухати держался слишком самоуверенно. Так, словно не признавался прилюдно в измене, не отдался добровольно в руки службы безопасности и не сидел теперь в блокаторах, полностью в его власти.
Такухати – цепные псы Риндзин, проклятая семейка. Сколько сил ушло, чтобы рассорить отца этого наглого щенка с императором и удалить его от двора. И позже, когда верховная власть полностью перешла в руки Ясукаты, север оставался непокорным, опасным. Эссо не бунтовал в открытую, как южане, но Шин всегда помнил: чуть что – северяне не погнушаются ударить в спину. И бить будут наверняка.
Он сам сделал ошибку четырнадцать лет назад, когда мальчишка-Такухати явился ко двору и заявил о своем желании служить Оясиме. Лазутчики доложили о взаимной неприязни между отцом и сыном, и Шин, не иначе как в ослеплении, размечтался выпестовать собственного цепного беркута.
Он принял мальчишку, одарил своей милостью. Под его покровительством всего через два года молодой Акио Такухати уже командовал армией.
И все было прекрасно до того южного бунта.
Ничего. Теперь Такухати заплатит сполна. За наглость, за презрительные гримасы, за преданное доверие и попытку заговора.
Шин Ясуката об этом позаботится.
- Подпиши.
Пленник едва удостоил протянутый свиток взглядом:
- Что это? Страшные сказки, в которых я ем детей на завтрак?
Сегун сощурил загоревшиеся алым глаза. С ним уже очень давно никто не смел разговаривать таким вызывающим тоном. Никто не позволял себе подобных слов и насмешек.
Он вцепился в волосы пленника и дернул, заставляя наглеца вскинуть голову, а потом от души заехал ему в челюсть. Брызнула кровь – перстень на указательном пальце рассек губу, два других оставили темно-красные отпечатки на коже.
- Подпиши, – с угрозой повторил Шин.
Удовольствие вида от крови испортила насмешливая улыбка на лице пленника.
- Интересно, зачем тебе моя подпись, Шин? – медленно, словно раздумывая, произнес Такухати. – Не хватает доказательств?
Проклятый щенок попал в цель! Заряженного на кого-то другого виима и публичного признания при аресте недостаточно, чтобы безнаказанно осудить дайме севера. Одни только слухи об аресте Такухати вызвали такое недовольство среди прочих глав кланов, что Ясуката всерьез опасался повторного бунта. Снова поднял голову мятежный юг, и лазутчики доносили о волнениях на севере, где собранной Ледяным Беркутом армии не хватало только вожака, чтобы пойти на Хигоку, огнем и мечом отвоевывая свободу своего господина.
Требовалось публичное и безоговорочное признание. И чем скорее, тем лучше. А Кудо – подлец и сволочь – сделал большие глаза и заявил, что понятия не имеет, как ему удалось добиться от Ледяного Беркута добровольной сдачи в плен. Врет ведь, предатель!
Все вокруг предатели, все ненадежны. Или дураки, как Тоса. Тот присутствовал при аресте, но ничего не понял в спланированной Кудо операции. Лепетал что-то про взятых в заложники людей во дворе, про наложницу. Ясуката только посмеялся, представив дайме, который добровольно жертвует своей свободой и жизнью, чтобы спасти слуг и наложницу.
- Думаешь, я не смогу тебя заставить? – с угрозой в голосе спросил Ясуката.
- Думаю, не сможешь.
Сегун посмотрел на стремительно бледнеющие синяки на щеке пленника и зло улыбнулся.
- Знаешь, чем хорошо пытать высокорожденных?
Такухати, очевидно, знал, но предпочел промолчать, поэтому сегун сам ответил на свой вопрос:
- Тем, что это можно делать почти бесконечно. Следы пыток заживают на глазах, а больно им так же, как обычным людям.
Он снова от души заехал пленнику по лицу, обновив почти исчезнувшие следы от перстней. Такухати не издал ни звука, но сегун и не ждал, что мятежного дайме будет легко согнуть.
Ничего, такие, как Акио Такухати не гнутся, а ломаются. С треском. У Шина хорошие палачи, и в ближайшие недели им предстоит немало работы.
Обманутый беспомощным положением пленника, он допустил ошибку. Не стоило подходить так близко. Бросок был стремительным, как атака ядовитой змеи. Цепь захлестнула горло, и Ясуката захрипел. Мгновенная паника вышибла из головы все мысли, он вцепился в цепь, тщетно пытаясь отодрать ее от горла. Сила крови откликнулась, по пальцам побежали магические разряды. Сегун услышал, как противник охнул от боли, и почувствовал, как ослабла губительная хватка. Этого хватило, чтобы глотнуть воздуха, а потом цепь снова туго стянула горло.
В раскрытое окно заглядывал остророгий месяц в окружении свиты мелких звездочек. Из сада тянуло влагой. Печально ухнул филин, мелькнула тень нетопыря в воздухе, и снова повисла тишина, нарушаемая лишь тихим стрекотом кузнечиков.Полуобнаженный Акио Такухати стоял у окна и любовался ночным садом. Краткие мгновения покоя в круговерти забот, тяжелой работы и изматывающей ответственности.Разбирая бумаги Ясукаты, он раз за разом изумлялся, как можно было настолько запустить дела. Пустая казна, бардак в законах, налогообложении, подлец на подлеце и ворюга на ворюге среди чиновников и министров. Горы работы.А еще приходилось по мере сил натаскивать Мию. Она, конечно, девочка умненькая, но время, когда Акио сможет, не задумываясь, передать ей хотя бы часть дел, придет еще не скоро. И торопить его не надо. Мия и так выбивается из сил, пытаясь за считанные дни освоить то, чему он сам учился годами. Акио почти уверен, что она зубрит по ночам трактаты вместо того, чтобы с
- Войдите! – крикнула Мия, радуясь про себя возможности закончить этот разговор.На пороге появилась Тэруко.Хоть ей и не в чем было упрекнуть себя, при взгляде на двоюродную сестру Мия почувствовала грусть и странное чувство вины. Уже в который раз.Физически принцесса полностью оправилась, доктора уверяли, что она здорова. Но казалось, внутри девушки погас живой огонек. Лекари обрили ей голову, чтобы правильно наложить швы в те дни, когда Тэруко лежала без сознания. Волосы отрастали, но медленно, и, чтобы скрыть свой жалкий вид, принцесса носила парик. От предложенной Акио помощи она отказалась с истинно императорским высокомерием. Тэруко редко покидала свои покои и так демонстративно избегала императрицу и нового сёгуна, что это выглядело почти неприличным.- Гордыня, – насмешливо ответил Акио, когда Мия поделилась с ним своей печалью. – Ты украла у нее не только трон, но и право называться «последней из рода Риндзин», и э
- У тебя ошибка, – Акио вернул девушке бумагу, испещренную иероглифами и цифрами. – Проверяй внимательнее баланс.- Где?!Он усмехнулся:- Подсказывать не буду. Сама ищи.Мия нахмурила брови и углубилась в проверку, временами щелкая косточками на счетах. Он наблюдал из-за плеча, как ее пальчик скользит по столбикам значков. Совсем рядом, перед глазами была белая шейка в вороте кимоно – такая тонкая, беззащитная. Обнять бы Мию, прижаться губами, целуя, распустить пояс, овладеть ею – прямо здесь, в императорском кабинете, на татами.Нельзя.В последние дни Акио постоянно ловил себя на вожделеющих мыслях. Следил за своей невестой голодным взглядом. Объясняя какую-нибудь мелочь, он вспоминал вкус ее губ. Склонившись над ее записями, как пьяный, вдыхал тонкий запах волос, и представлял. Не сосредоточенную императрицу Миако, свою Мию. Обнаженную, ласкающую его губами, стонущую под его ласками, связанную…Прили
Акио и Мия снова переглянулись с влюбленными улыбками, и Джин почувствовал раздражение. Чужое, так открыто демонстрируемое счастье вызывало в нем зависть.Кудо зашелестел бумагами, привлекая к себе внимание:- Свадьбу предлагаю перенести на первый день зимы.- Так долго? – Мия сникла, и дайме успокаивающе положил ей руку на плечо.- Так надо, ты же знаешь. Свадебные обряды отнимают слишком много времени. У нас его не будет сейчас.- Знаю, – девушка подняла на Акио полный нежности взгляд. – Но больше четырех месяцев…В ответ Такухати склонился и прошептал ей на ушко что-то, отчего на щеках юной императрицы вспыхнул румянец.- Думаю, на этом можно закончить, – объявил Кудо.Джин встал. Он не показывал своих чувств, но ощущал облегчение, что совещание завершилось. Присутствие влюбленной пары бесило его, остро заставляло чувствовать себя дураком, который упустил собственное счастье. Причем упустил два
Лиловые и алые зарницы вспыхивали над холмом все чаще. Исполинские звери рычали, захлебываясь ненавистью. Хвост тигра огненной плетью метался меж храмом и стеной, оставляя на камне отметины из сажи и копоти, дракон шипел и плевался паром, кольцами выгибая гибкое тело. Стекала пена по клыкам, блестела чешуя в языках огня на пламенной шерсти.Извечные противники, кружили, недобро поглядывая друг на друга. Она уже дважды сходились в схватке, и битва не прошла бесследно. Тигр окривел на один глаз – длинный шрам наискось пересекал его морду и разрывал ухо. Из ран в подбрюшии дракона стекали вязкие капли цвета темного пурпура.Воплощения стихий взревели и снова пошли в атаку. Небо над храмом вспыхнуло, когда дракон и тигр сошлись в клинче, сплелись в урчащий, полный ярости и ненависти клубок. Тело к телу, рана к ране, теснее, чем любовники. Проникнуть в соперника, пожрать, поглотить, уничтожить…Слиться…Кровь цвета темного пурпура смешалась
Толпа во дворе главного столичного храма бурлила и волновалась. На глазах глав кланов происходило невероятное, немыслимое. Звонкий голос принцессы все зачитывал и зачитывал пункты кощунственного пакта, и каждое слово было поленом на погребальный костер Шина Ясукаты.Нужно прервать это! Пресечь минуты позора, лучше, если с жизнью наглой девки! Спасти все, что еще можно спасти, пока не поздно.Взгляд Шина замер на злейшем враге. Тот стоял рядом с принцессой, опираясь на нагинату и косился на сёгуна – недобро, предупреждающе. «Только дай мне повод!» – было написано на лице дайме Эссо.Нельзя напасть. Такухати слишком сильный маг, он просто убьет его.И сёгун, стискивал зубы, задыхаясь от сжигающего разум бешенства, но молчал.Каждым человеком, находящимся в этот миг на территории храма, владело слишком много чувств и мыслей. Самураи негодовали, дайме прикидывали, как использовать внезапное падение Ясукаты к своей пользе, принце